VerveEarth

Альбом: Рабочий стол

информация плюс


Поиск по всему тексту наших книг
Школа НКО профессиональная поддержка гражданских инициативAdd to Technorati Favorites
Новости дня
Читать целиком

Михаил Шемякин представил в Петербурге выставку "Шар в искусстве"

Футбольный мяч, мыльный пузырь и глобус очень заинтересовали художника Михаила Шемякина. На этот раз потому, что они круглые. Мастер представил в Петербурге результат своих многолетних исследований на тему "Шар в искусстве".

культурные программы, научные исследования, выставки, перформансы, концерты, презентации, основы анимации изображений, мультфильмы, детское и школьное творчество, медиа технологии для обмена, фотографии, звук, видео, танец, драматические постановки, рассказы, кукольный театр, органическое образовательное пространство микрокосмоса...

суббота, 28 февраля 2009 г.

пятница, 27 февраля 2009 г.

Гоголь и Петербург.


Лотман обозначил пространство Петербурга, как дыру.
Название бюрократическое имея план выражения принципиально лишено содержания.
Самая луна такой нежный шар, что люди никак не могут жить, и там теперь живут только одни носы. И по тому-то самому мы не можем видеть носов своих, ибо они все находятся на луне. Для Шемякина театр также имеет метафизическое измерение. Поэтому его первый опыт - оформление оперы Шостаковича "НОС"- отмечен стремлением к созданию театральных гротесков, которые вели бы зрителей к опыту эстетического трансцендирования. ...у Шемякина театр принимает характер метафизического карнавала. Подготовка к спектаклю велась в празднично-карнавальном стиле. Для изготовления масок Шемякин пригласил нескольких друзей, с увлечением лепивших из пластилина "болванки" для последующего оклеивания их папье-маше. Работа проходила в большом консерваторском зале, и участники "действа" наслаждались странноватым чувством свободы, ибо все привыкли лишь к подпольному творчеству, не рассчитывая на признание внешним миром. Но как в случае с выставкой к 200-летию Эрмитажа, закрытой на третий день, так и постановка "НОСА" после единственного представления была запрещена, и Шемякину заблокировали все пути для дальнейшей реализации театральных идей. Возможность для этого появилась только много десятилетий спустя благодаря предложению Валерия Гергиева поставить балеты "Шелкунчик" и "Волшебный орех" в Мариинском театре...
Из книги Иванова В.
ПЕТЕРБУРГСКИЙ МЕТАФИЗИК. Фрагмент биографии Михаила Шемякина
Эта книга — первый опыт творческой биографии художника Михаила Шемякина, в настоящее время живущего во Франции, но неразрывно связанного с Россией и Санкт-Петербургом. Поэтому автор книги предпочел остановиться на метафизическом аспекте его творчества именно «петербургского» периода (1957–1971). Он прослеживает духовную эволюцию Шемякина, представляя его не только художником, но и мыслителем, воплощающим эстетические интуиции при помощи красок и форм. Являясь давним другом художника, автор книги сумел придать ей совершенно особое измерение, отразив общий духовный опыт приобщения к петербургской, русской и мировой культуре, который сформировал метафизические основы творчества Шемякина в юности. Издание сопровождается многочисленными иллюстрациями — в том числе репродукциями работ Шемякина и архивными фотографиями.
О развитии МЕЖДУНАРОДНОГО проекта НОС В ГОД ГОГОЛЯ
МОБИЛЬНЫЙ КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР GOOGLI-MUGLI
http://projects.takingitglobal.org/gogol
БУМАЖНЫЕ ТЕАТРИКИ ГОФМАНИАНЫ И КОНСТРУКТОР КУКОЛ ГИНЬОЛЬ В
РУССКОМ БАЛАГАНЕ С ПЕТРУШКОЙ

нос в церкви


Н.В. Гоголь

"Нос"

Православие Н.В. Гоголя: герменевтика и деконструкция социального идеала

Гоголя в философских кругах подзабыли. Не вписывается он ни в какую философему-идеологему – ни революционеров, ни православных монархистов, ни славянофилов, ни западников. Хотя попытки вписать его в их историю предпринимались. Тем интереснее, принимая во внимание его особость, все же схватить тот общий контекст, линию или даже скорее дух времени и творчества, в котором Гоголь стал возможным.

В новейших отечественных философских исследованиях гогольянства обращают на себя внимание интерпретации Владимира Шкоды и Андрея Богачева. Предметом работ первого стала гоголевская Шинель, второй же увлекся Носом. Шкода раскрывает христианские мотивы Шинели: дьявол искушает через недовольство своей долей и губит через свои сомнительные подарки возгордившиеся души. Богачев также указывает на христианский подтекст, но его мысль выводит из метафизики к социальному порядку, к православному государству – гаранту гармонии, целостности личности и бытия. Обоих авторов объединяет следующая, на наш взгляд, очень эвристичная, но недостаточно продуманная и развитая идея: творчество Гоголя понятно лишь в метафизическом смысловом горизонте и определяется архетипическими особенностями православного мировоззрения, а точнее его социального идеала.

Целью нашей краткой статьи будет попытка обосновать этот тезис, не вдаваясь в литературоведческие поиски, но внимая содержательной интенции текстов Гоголя. Основным собеседником в нашем рассуждении мы избираем Андрея Богачева. Статья «Нос» и язык (Если бы Гоголь не отрекся от «Носа»?)» открывает гораздо больше подступов к личности и текстам Гоголя, чем используется самим автором. Попытаемся развить те из них, которые связывают творчество Гоголя с православным социальным идеалом и его заведомой невыполнимостью.

Отсутствие Носа не просто телесный, но и метафизический изъян. Стоит напомнить, что ветхозаветная регламентация ограничивала доступ к священнодействиям для увечных и больных. Отсутствие органа или другой видимый физический недостаток считались определенной нечистотой. Восточные цари почитали унижением сбрить бороду или отрезать палец врагу, после чего он считался неполноценным, и увечье напоминало об этом.

Отсутствие носа это незавершенность и даже ущербность личности. Дело не столько в носе, в его физическом значении или психоаналитических аллюзиях, сколько в отсутствии чего бы то ни было у человека, в отсутствии чего-то нужного, или еще смелее - в отсутствии как таковом.

Для христианского сознания мир виделся завершенным и целостным. Дни творения всего видимого завершаются сотворением человека, завершающего собой картину мира. Весь мир был логосным, т.е. полным смысла и совершенной гармонии, и венцом творения был человек как воплощенный образ Божий. Видимая реальность природного мира и человек во всех аспектах его жизни были полны света, наполнены до избытка красотой, добром и смыслом.

Разобщенность божественного и человеческого приводит к тому, что последнее лишается своего благодатного истока жизни и смысла. Вместо полноты и даже избытка (вспомним, как Христос обещает вернуть обратившимся к Нему жизнь с избытком) во всем начинает сказываться порча, недостаток, упадок и, наконец, пустота (до того как прозвучало Слово, земля была безвидной и пустой, таковой она становится снова при забвении Логоса). Сам Гоголь в своих рассуждениях о литургии говорит: «Порядок и стройность могут быть водворены в мире только Тем, Который в стройном чине повелел двигаться мирам, от Него созданным».

Оказывается, что вне христианства не только духовный мир не складывается в гармонию, но даже личность и быт разрушаются. Евангельский пример показывает, как без Христа ученики, даже объединив свои усилия, не могли поймать ни одной рыбы. И здесь отсутствие симптоматично. Жалкие апостолы разочарованно говорят неузнанному Учителю: «Мы ловили всю ночь и ничего не поймали». Христос же их встречает у костра с уже готовой испеченной рыбой.

Быт - осколок бытия, его выпавший фрагмент, утративший связь с целым. Быт России в XIX в., равно как и в XX, и в XXI, вне системы духовных координат, остается безобразным. Образа Божьего в социальной реальности постсоветских стран очень мало, почти не распознать его. Отсутствие порядка, смысла, цели проецируется на личную и бытовую действительность, где дефицит стал первым словом в словаре. И хоть сегодня его подзабыли и ретушировали смысл происходящего изобилием вещей, все же не складывается из них порядок, даже притом, что деньги шальные и вещи красивые валятся на некоторых как новенькая шинель от дьявола в сочинении Гоголя.

Нос и уже только что упомянутая Шинель убеждают: Богу угодна верность своему месту, довольство своим положением, благодарность за то, что имеешь. В случае с Шинелью оказывается, что старая, но своя шинель лучше, чем даровая новая, но нечистая вещь. А Нос призывает своего хозяина к порядку и целостности.

Итак, в отсутствии Бога начинается распад образа Божьего в человеке, сказывающийся даже в мелочах быта. Нос и Шинель – явления ряда человеческого, слишком человеческого и за их приключениями видятся так знакомые Николаю Васильевичу рыла и хари бесовские. В отсутствие Бога они появляются незамедлительно и ведут себя как хозяева на хуторе и в городе, в жизни сельского парубка и чиновника.

Церковь и государство для Гоголя выступают источниками порядка в селе и городе – в равной степени знакомых и родных автору стихиях. В селе вместо идиллии находим картины безрадостной скучно-серой, а то и жутко-темной бытовой и культурной жизни. Церковь – как центр села (от которой все начиналось и расходилось по четырем сторонам света, образуя окрестность) – видится пристанищем темных сил, от которых не спасет ни иконостас, ни свечи, ни магический круг. От церкви и расходится эта темная энергетика зла, приобретающего и социальные формы, здесь и там проявляющегося в аномии, пустоте будней и безрадостности труда, в культе бессмысленного разбоя, отчаянного хулиганства, пьяного веселья. Зло побеждает, и темноты в церкви больше, чем добра и света.

Но и города имперской России не были светлее, хотя и были просвещеннее. Последние годы в Санкт-Петербурге философы занимаются комплексными исследованиями метафизики города (группа М.С. Уварова). Но всем заведомо известна архетипичная бездомность и беспорядочность русского человека, которая проявляется даже в столичной жизни – постоянной разрухе и решительных перестройках старых городов без жалости и рационального плана. Вместо желанного городского порядка имеет место стихия, т.е. принципиально неуправляемый хаос низко-природного, иррационального, инфернального.

Здесь я согласен с интуицией Богачева, что российские города манифестируют не порядок, а хаос, не единство непохожих (как определял город Аристотель), а чуждость - даже соседей, соотечественников, единоверцев. Хаос и отчуждение читаются в застройке, перестройке, не-сохранении исторического облика; в межличностных связях; в организации труда, быта, досуга; в отношениях жителей и власти; в не-преемственности культурных традиций и т.п.

Надежды Гоголя на незыблемость городской власти, ее верность идее порядка исторически не оправдались. Хотя сегодня в России наблюдаем возрождение той самой пресловутой связки православия-самодержавия-народности, когда сильный президент в союзе с патриархом пытаются опереться в своих властных амбициях на архетип порядка-единства-соборности, поразительно живучий в народной ментальности. Но насколько при этом жива связь с христианскими корнями, насколько она непосредственна и сильна? Очевидно, что связь эта прослеживается лишь на уровне тщательно подобранных слов и вероисповедных формул. В связи с этой исторически (не идейно) новой опасностью заметим: сам Гоголь стал заложником подобной неестественной идеи – смешать архетипы самодержавной власти, православного христианства и язычески темной народности в магическую триаду, на которой бы держался универсальный порядок.

Вот на наш взгляд, главный ключ к пониманию Гоголю: гогольянство есть порождение православной культуры, и выражает собой кризис ее духовности, вырождение ее внешних форм и связей. Когда вместо нераздельности-неслиянности Божественного и человеческого получается кентаврическое смешение, синкретизм религии и имперскости. Видимо, проект Гоголя начинался как проект метафизический, но выродился он в проект идеологический – на потребу власти. Не найдя ответов в смысловых горизонтах православной духовности, он переходит на поверхностный уровень социальной действительности. Разуверившись в духовной силе православия, Гоголь обращается за помощью к идее христианского государства – к социальным механизмам заклинания зла. Лишь надежды на действенность таких механизмов и длили последние дни писателя. Даже его знаменитые рассуждения о литургии – это не столько вникновение в смыслы, сколько аналитика социальных форм христианского вероучения: общения, соучастия, единения, включенности в общий священный порядок.

Еще раз: мы склонны искать разгадку Гоголя не столько в известных патологиях и еще неизвестных других сложностях его внутреннего мира, сколько в кризисе православной духовности, который проистекал не из исторических причин, но изначально был предопределен архитектоникой православия как богословской системы. Социальный идеал православия представляет собой всеохватыващий порядок, опирающийся на авторитет религии (монополист идеи), силу государства (монополист насилия) и эксплуатирующий коллективистские установки массового сознания (патернализм, коммунитаризм, национальная исключительность, мессианство; рабоче-крестьянская ненависть к мещанству, культуре, индивидуальности). Архетип порядка-единства-соборности предполагал универсальность, имперское всевластие, монолитность и монопольность. При реализации этого архетипа в социальной практике происходит отрыв от метафизических корней, от животворящих духовных истоков. А без них социальные структуры даже в христианском государстве, даже на «святой Руси» пусты, темны, мертвы. В них с удовольствие поселяются бесы и начинают свой кураж, играя с портретом, шинелью, носом, а затем со всей страной, все с тем же христианским государством. Бесов видел не только Гоголь, они сопровождали Пушкина, пугали Достоевского, стали главными героями романтиков-новеллистов (Одоевский, Кукольник, Полевой, Загоскин и проч.). Со временем они наполнили всю страну.

Несомненно, Гоголь - мыслитель православный, хотя его православие темно и бессильно в своих духовных измерениях. Оттого оно пытается опереться на силу государства, то ли не замечая, как поддается соблазну власти, то ли поддаваясь сознательно. Начав свои поиски с метафизических глубин, и безуспешно пытаясь победить силы зла и хаоса, Гоголь сбегает из пугающей хуторской темноты в высший «свет» и создает социально-богословский проект, обслуживающий заказ государства, столицы, высшего общества. Для самого автора проект окажется бессмысленным и пустым. Бесы оставили Гоголя с носом.
Гоголя погубил метафизический проект ортодоксального порядка, работая над которым мыслитель надорвался. Гоголь хотел реализовать свое представление об универсальном порядке, согласованное с заказом власти церкви. В России есть только один порядок - порядок власти. Создать альтернативный порядок – метафизический бунт Гоголя против царизма сегодня уже невозможен и люди не хотят знать правду. В церкви без Бога темно, в христианском государстве без Бога пусто. Вся русская литературная традиция, история русской православной духовности напрямую связанна с историей революции, опять на улицах Европы среди антиглобалистов. Видимо поэтому в России Гоголя стараются не вспоминать.

Михаил Черенков
кандидат философских наук, вице-президент Ассоциации "Духовное возрождение"

Обо мне

Моя фотография
Архитектура сетчатых оболочек, подвесные дома будущего