ВИНЗАВОД, АБСОЛЮТ, ГЕЛЬМАН И ЖЕЛУДЬ

ВИНЗАВОД, АБСОЛЮТ, ГЕЛЬМАН И ЖЕЛУДЬ
— Почему ты начала работать с металлическими конструкциями?

— Для меня это не металл, а контур. Это способ рисования в пространстве. Я перешла от живописи к работе с пространством через керамику. Глина — удобный подручный материал, из которого можно было моделировать объекты. При этом я всегда думала о больших размерах, но не сразу овладела технологией построения железных конструкций. Но вообще, все это так быстро прилипает! Теперь я словно заложница металлического пространства.

— Что ты имеешь в виду?

— Я закрыла тему схематического изображения предметов инсталляцией «Кабинет», сделанной в питерской галерее «Люда». Ведь продолжать делать такие объекты можно до бесконечности. В конце февраля я устроила выставку «Не тот художник» в лаборатории Art & Science Space — там были уже абстрактные объекты, сделанные из разных материалов, а не из одного металла. Выставка была посвящена перерождению художественного тела, моему новому этапу в творчестве. То есть вопрос схем, по большому счету, для меня закрыт.

© Евгений Гурко
Но в то же время на металлические объекты есть спрос — даже не потребительский, а выставочный. Я недавно предлагала сделать бетонную грядку, но кураторы хотят металл. Получается, что художник уходит вперед, а зритель опаздывает. Вот я и пытаюсь понять, что делать со своей линейкой объектов. Может быть, действительно стоит прекратить заниматься инсталляциями, пойти на поводу у спроса и превратиться в такую арт-ИКЕА? При этом мне уже не обязательно самой участвовать в процессе создания, за это время я обучила нескольких людей.

— Делать отдельные предметы выгоднее?

— На «Арт-Москве» в ЦДХ я выставляла 40 одинаковых металлических маек, которые приварила к железной стойке-вешалке длиной почти четыре метра. Айдан Салахова подходит ко мне и говорит: «Хотят вешалку, но поменьше» или «Майки очень понравились». Что я могу на это ответить? Моя инсталляция — монолит. Для меня отдельные части — это не работа. Пусть забирают целый объект.

Например, коммерческий проект «Железная свадьба», который я выставляла в галерее «Айдан», — это проект именно такой формы, именно такого квадратного метра, количества предметов и расположения. Все вместе это и есть моя инсталляция. Когда она начала расходиться частями, я была очень расстроена. Сейчас я уже отключила переживания.

© Евгений Гурко
— А что ты думаешь о выставках, на которых художники так или иначе работают на имиджевое развитие коммерческих брендов?

— Я считаю, от такой возможности не стоит отказываться. Наконец, можно воплотить в реальность то, о чем давно мечтала. Я ведь делаю гораздо меньше, чем мне хотелось бы. Реализую, наверное, один процент из всех задумок. Все упирается, как обычно, в средства, место и так далее. А идей много.

Вот мне вчера сказали, что завтра нужно принести эскизы. Я села и тут же нарисовала четыре варианта. Наверное, это и называется взаимовыгодная коллаборация. Кроме того, в мировом арт-процессе такие проекты уже стали нормой, частью общественной жизни. Поэтому я с радостью участвую в проекте ABSOLUT и считаю, что такие выставки важны.

— Что такое для тебя «абсолютный мир», ставший темой выставки ABSOLUT Creative Future?

— У меня целая концепция на этот счет. Мир — это пространство, очерченное рамками его понимания. Картина — это индивидуальная субъективная картина мира. А «абсолютная картина мира» — это картина, которая выходит за пределы рамок. То есть для меня «абсолютный мир» и есть «абсолютная картина», которая может быть как в рамке, так и вне ее. Абсолютный мир — это одновременно пространство внутри границ картины и за их пределами.

© Евгений Гурко
Например, я хочу сделать из металлического контура гигантский ноутбук, в который можно будет войти. Мы ведь очень многие вещи воспринимаем через монитор и смотрим на них как на картинку. Даже визуально линии монитора похожи на границы этой картинки.

Есть другой эскиз для выставки — рама со стулом. Они тоже изображены схематично. Рама — это контур картины (произведения живописи). Внутри ее границ стена, и за ее пределами тоже стена. А перед ней стоит стул, на который нельзя сесть.

— Произведения искусства, как правило, живут гораздо дольше своих авторов. Ты задумывалась о том, что станет с твоими работами в будущем?

— Если честно, когда я делаю какую-то работу, я не думаю о ее будущем. Я не стремлюсь создать что-то вечное. Меня гораздо больше увлекает сам творческий процесс — как потребность моего художественного организма. В этом плане на меня повлиял художник Арон Бух, чьи натюрморты я очень люблю — у меня тоже на холсте может быть десять слоев, а я начну рисовать поверх новую картину.

Успех и признание меня только тяготят. Мне достаточно двух человек, с которыми можно обсудить мое творчество.Любая книга по искусству предъявит вам не больше 30–40 имен художников на каждую эпоху прошлого. А в Москве сейчас, даже при нашей неразвитой ситуации, известны 200 имен. В Нью-Йорке считают себя художниками 80 тыс. человек. 10 тыс. живут со своего искусства. А в истории все равно останутся те же самые 50 – максимум 70. Эта самая экспертиза для будущего и есть сейчас удел галеристов.Теперь на место критериев, отделяющих хорошее искусство от плохого, пришли контексты. Сегодня профессионал оценивает произведение художника, помещая его в контекст истории искусства. Оно должно быть с чем-то связано, но ничего повторять не должно. Второй важный контекст – актуальность. Конкретное произведение оценивается еще и как элемент коммуникации внутри среды. Третий контекст – это контекст социальный. Претендовать на место в музее может то, что отвечает времени. Произведение искусства не вневременное. Оно актуально, оно же социально. Четвертый контекст – это личные стратегии. То, что в советское время называли «судьба». Этот же контекст включает предыдущие проекты художника, его послание, его личные переживания, которые он транслирует через свое произведение.Искусство стало популярным, появилось огромное количество желающих им заниматься, а теоретических оснований для этого нет. Нет реальной дискуссии. Первоначально казалось, что нет места, где бы эта дискуссия могла реально развернуться.Есть определение того, чем занимается в жизни художник. Его дал Борис Гройс. Это валоризация – процесс превращения дешевого в дорогое. Художник берет дешевое и что-то с этим делает или просто переносит в другой контекст. То, что раньше ничего не стоило, становится дорогим или бесценным.